«Син биир кун тахсыа!» («Все равно солнце встанет»). История болезни Любови Федуловой

- …И вы живете без …желудка? – осторожно спрашиваю я.

- Живу, - отвечает с улыбкой моя собеседница.

- Совсем без? Его нет? - не верю я.

- Весь. Удалили, когда диагностировали рак, - говорит она.

Брюшной тиф в Нижнем Куранахе

- В 2002 году у нас в Нижнем Куранахе произошел ужасный случай. В поселке одномоментно заболели 50 человек – дети, подростки, мужчины, женщины. Я тогда была главным врачом городской больницы. У всех очень высокая температура – 40-41 градус, которая ничем не сбивалась. Это был май, длинные выходные, - Любовь Иннокентьевна Федулова – врач, педиатр-терапевт с 50-летним стажем, начинает свой рассказ.

Первый вызов - к ребенку, и кроме высокой температуры и связанной с этим общей слабости у него больше ничего не было. Мы поставили капельницу, но температура не снижалась. Пришлось применить дедовский метод – уксусные компрессы и обтирания. Но он тоже дал временный эффект.

Под утро больных стало трое, а к обеду вызовы пошли повально.

Взяли у всех анализы – воспалительных нет. Позвонила в районную больницу - врачей нет: все на выходные уехали на дачи.

Позвонила дежурному специалисту минздрава: что делать? Созвали специалистов, закрыли детское отделение, сделали его инфекционным. За два дня оно заполнилось больными. Лечение проводили только симптоматическое – больше ничего не помогало.

Это была какая-то неизвестная нам инфекция, и я подумала, что нам что-то привезли из Средней Азии. Ведь Южная Якутия – это ворота, через которые в республику заезжало очень много людей, в том числе из среднеазиатских республик.

Сделали больным биохимический анализ крови. В три часа ночи мне позвонили из лаборатории и говорят: «Любовь Иннокентьевна, у нас беда. Это брюшной тиф».

Нам тогда мало что было известно об этой болезни, по книгам и фильмам мы знали, что брюшной тиф – это вши, нарушение гигиены, понос. У нас ничего этого не было.

- Но ведь считалось, что брюшной тиф в советское время был побежден, - спрашиваю я.

- Совершенно верно. Я с 1979 по 1982 год работала в лечебном отделе минздрава и будучи главврачом, знала эпидемситуацию в республике: этой инфекции у нас не было ни в одном районе.

Это было ужасно. Нужно было закрывать район. Но мы не имели на это права, нужны специальные санкции.

В больнице был введен строжайший санитарный режим, больных изолировали и начали обеспечивать всем необходимым, начиная от нового белья и матрасов, заканчивая индивидуальными ночными вазами - горшками, которые мы заказали специально в Амурской области. Все это походило на военные действия, которым мы тогда обучались на курсах гражданской обороны.

Летальный исход

…На четвертые сутки скончался больной. Грузный мужчина, он умер в туалете, сидел с синими губами. Федулова, как терапевт, увидела клинику инфаркта. Но если бы причиной смерти стал тиф, она лишилась бы своего диплома.

Вызвали милицию. И патологоанатома - чтобы он сделал вскрытие прямо в больнице, в присутствии свидетелей - лечащего врача и оперирующего хирурга.

Вскрытие показало причину смерти – инфаркт. Не брюшной тиф. Федулова оказалась права.

- Дочь умершего, которой я сообщила о смерти отца, сказала, что накануне он самовольно ушел из стационара, чтобы закрыть теплицу, сильно устал. Вернувшись в больницу, зашел в туалет, потужился, и все – разрыв мышц сердца, сосуды лопнули. Нарушение режима привело к летальному исходу.

Спустя еще день резко стало хуже мужчине-киргизу, у которого после приема пищи случился сильнейший приступ колик. После исследований взяли больного на операцию, а у него весь кишечник в дырах. В слизистых выявили бациллы брюшного тифа: мужчина оказался носителем инфекции.

И врачи начали подворный обход поселка. На тот момент в Нижнем Куранахе проживало около восьми тысяч жителей. Медики работали буквально в режиме военного времени – круглосуточно, без выходных и фактически бесплатно - зарплату тогда выдавали с многомесячными задержками.

Любовь Иннокентьевна взяла на себя инициативу: срочно приобрела вакцину против брюшного тифа и начала выступать в газетах, по телевидению, призывая людей делать прививки.

И люди пошли на вакцинацию. Они понимали: если район эпидемиологически закроют - никто не сможет выехать за его пределы, выпускники – а это был май, пора выпускных экзаменов - никуда не поступят.

«У вас язва рак»

Между тем в Нижнекуранахской больнице, где обнаружился брюшной тиф, начались проверки. Комиссии – одна за другой: из Алдана, из Якутска, из соседней Тынды. Федуловой указали на превышение полномочий, сказали: вы не должны были пугать людей, кто вам дал на это право? И она получила строгий выговор – один, второй, третий. А кроме того, ей «поставили на вид», дав понять, что она должна уйти.

- Мы, конечно, тогда справились, не дали распространиться инфекции, - говорит Любовь Иннокентьевна. - Нам очень помогли соседи-амурчане, железнодорожники БАМа.

Но тот ужас, напряжение и чудовищный стресс стали пусковым механизмом к болезни.

- Утром я встала и тут же упала. Ничего не поняла. Голова вроде не кружится, давление измерила – в норме. Закрыла один глаз – вижу, закрываю второй – темнота, глаз перестал видеть. Говорю мужу: поехали к глазнику. Офтальмолог проверила – все нормально. Вам, говорит, кажется. Как кажется, если я не вижу?

Вернулись домой, я позвонила в Якутск главврачу офтальмологической больницы Нине Трофимовне Удаловой. Она выслушала мой рассказ, про нашу эпопею с брюшным тифом и говорит: быстро к нам!

Приехала в Якутск, взяли анализы – слезу, слюну и все остальное. Утром сказали диагноз: цитомегаловирус, который распространился до такой степени, что еще чуть-чуть – и глазное яблоко бы взорвалось.

Стали лечить. Ставили уколы прямо в глазное яблоко, боль ужасная! Делали капельницы, а я как не видела, так и не вижу.

Через три недели отправили в медцентр. Пошла в хирургию с диагнозом «обострение хронического холецистита». Отправили в инфекционное отделение лечить холецистит. Пролежала там еще 21 день. Это был уже август. Два с половиной месяца лечила глазное яблоко, потом холецистит. Как ни странно, у меня ничего нигде не болело, была только жуткая слабость. Я буквально падала от слабости.

В сентябре пошла в медцентр глотать фиброгастроскоп – и нашли язву. Отправили в хирургию. Колют, лечат, а я с каждым днем все слабее и слабее. СОЭ - 63, это показатель того, что идет накопление гниющих тканей. Стала проходить специалистов. Увидели высокий ПЦР, а это предонкология. Но у меня по-прежнему нигде ничего не болит, только выматывающая слабость.

Десять дней проходит – я иду на ФГДС повторно. Доктор - мой знакомый, Владимир Николаевич. Берет пробы с разных мест, и я слышу, как скрипят кусачки фиброгастроскопа. Врач весь красный, с него пот льется ручьем. Я смотрю на него и думаю: дело не очень…

Он вытаскивает фиброгастроскоп и говорит: «Любовь Иннокентьевна, вы же сильный человек? У вас язва рак».

Вирусы - монстры

- Я собрала бумажки и пошла на консультацию в онкодиспансер к Георгию Петровичу Упхолову, которого я очень хорошо знаю. Пришла и говорю: «Хочу, чтобы ты меня оперировал, чтобы на Новый год я была дома».

Сделали анализы на биопсию, через четверо суток пришел результат: аденокарцинома тела желудка. Вот так, за десять дней активного лечения в хирургии – капельницами, уколами, таблетками – язва превратилась в рак желудка. Язва растворила все стенки желудка, потому что там жили микроорганизмы, бактерии пилори. Я понимала, что если стенки прорвутся, то это сепсис, гибель. Плюс к ним присоединились все вирусы, которые жили в больном желчном пузыре и печени – в детстве я дважды болела гепатитом, так что у меня был вирус гепатита, а эта болезнь оставляет на клетках печени рубцы.

Сегодня гепатит могут вызывать вирусы пяти типов, и их могут выявить бактериологически. Но против них нет лекарств, вирусы не поддаются никаким антибиотикам. Вирусы всемогущи и всеядны, они монстры. Раньше мы называли это ОРВИ, потому что не могли найти возбудителя. Эта инфекция поражает в первую очередь кроветворные органы – печень, головной мозг, почки. Это лаборатории нашего организма, которые стараются облегчить жизнь организма и выводят все плохое. Вирусы – это могучая среда. Мы знаем, что есть СПИД, ВИЧ - инфекция. Это тоже общее название. Так же как название «рак». Нет такого заболевания. Рак – это когда в каком-то органе нарушается жизнедеятельность. Вот у меня развился рак желудка.

Сгорели предохранители

- До этого я вообще не болела. Мы ежегодно проходили диспансеризацию, и я была полностью здорова, у меня только ухудшалось зрение, я каждый год меняла очки. В итоге снизилось до минус девяти. В целом же я была здорова и, будучи главврачом, постоянно строила. Построила санаторий-профилакторий, ЖД-больницу, ЖД-поликлинику, ЖД-амбулаторию, стационар, кухню.

А потом был этот стресс с брюшным тифом, с выговорами. С жутчайшей несправедливостью по отношению ко мне моих коллег с Минздрава, которые хотели снять меня с работы, лишить диплома. И все это – в течение месяца. И я терпела, молчала. До тех пор, пока в одно утро не перестал видеть один глаз. Пока не грохнулся мой иммунитет… Поэтому я всем сейчас говорю: нужно беречь свою нервную систему, не надо переживать. Все, что вы не высказали и держите в себе, выльется в заболевание, потому что в таком состоянии сгорают все предохранители иммунной системы.

Доктор сказал: резать

- Сначала в онкодиспансере не было мест, и поскольку диагноз был поставлен впервые, мне предлагали лечиться консервативно. Но я не могу принимать лекарства – у меня полная непереносимость антибиотиков. Поэтому я сразу стала настаивать на том, чтобы убирали желудок. Сейчас могу сказать, что если желудок представить в виде носка, то мой рак был «под пяткой». А тогда я даже не знала, как это выглядит.

Врач посмотрел анализы, сказал: надо убирать две трети желудка. Я говорю: пусть. Думала про себя: вырежут – и буду дальше жить, ведь живут же люди без желудка.

В ноябре меня прооперировали, удалили две трети желудка. В реанимации кормили каждые два часа, поставили шланг через нос, прошили в кишечник. Потом начали химиотерапию.

После пяти сеансов химии вылезли все волосы. Это радиоактивное облучение никого не лечит, при этом поражаются органы, расположенные рядом.

А на третьи сутки после операции медсестра ввела мне шприцем воздух, и швы разошлись. Я кричу: зовите врача!

Вызвали Георгия Петровича. Он заходит, спрашивает: что случилось? Я откидываю пеленку с живота - запах жуткий на всю комнату, мышами пахнет.

Меня сразу в операционную. Удалили остатки желудка и задетый желчный пузырь.

Выписывалась я лежачей, сын унес меня на руках.

Час волка

- Через минздрав попросила отправить меня в Москву в институт онкологии Блохина на Каширском шоссе. Отправили. Я была полностью подавлена, в страхе, в шоке. Но упрямо говорила себе: я врач, я должна выжить.

У меня была записная книжка, и я каждый день писала в ней: «Син биир кун тахсыа!»: «Все равно солнце встанет». Каждый день! Я ложилась вечером и думала: как бы не умереть ночью, как бы дожить до пяти часов, когда придет новая смена. С двух до четырех - так называемый час волка, самое темное и тяжелое время перед рассветом, в это время умирают легочники.

Но я должна была вернуться домой. Меня там ждала моя пожилая мама – ей было 83 года, меня ждали муж, сын, дочь, внук. Меня, в конце концов, ждал ремонт в моей больнице, ведь я оставалась главврачом.

«Хочешь умереть бесплатно? Дура!»

Вот тогда мне доктор впервые сказал о средстве, которым пользуются самые высшие чины – речь шла о фотостиме. Это БАД, вытяжка из морских водорослей. Он стоил тогда семь тысяч, такой была моя месячная зарплата. Я отказалась. Моя подруга написала об этом моему мужу, и он прислал телеграмму: «Любушка, ты хочешь умереть бесплатно? Дура! Иван». И прислал деньги. В общем, мы купили этот БАД.

Стала принимать – на седьмой день почувствовала себя хорошо. На 11-й день я стояла, держась за ручку кровати. Через три недели уже ходила вокруг кровати. Через месяц подошла к окну. А через полтора подруга купила мне билет, и я прилетела в Якутск, абсолютно лысая и минус 28 килограммов.

Меня встречали муж, мама, дочка, сын, внук, я прошла мимо них - они меня не узнали. Голос у меня был сиплый, потому что очень долго стояли шланги, и они продавили голосовые связки.

Живое усваивается живым

- А как вы питаетесь? Как вообще можно есть без желудка?

- Очень просто. Соляная кислота разной концентрации вырабатывается в трех местах желудка, у меня его нет. Поэтому я долго жую, чтобы вырабатывалась слюна, часто ем – каждые три-четыре часа, и очень много пью.

Я стала изучать тибетскую медицину, согласно которой человек – это единое целое, а не глаза, уши, руки, ноги, сердце, почки и печень по отдельности. В отличие от тибетских врачей европейские лечат каждый орган отдельно. Нашему больному невролог назначает одно, уролог – второе, терапевт – третье. И пьет этот больной таблетки горстями. Это неправильно.

Каждый орган помогает другому, и все органы работают в гармонии с циклом солнечной системы, ровно так же, как встает солнце – заря, восход, день, полдень, вечер, ночь. Если хочешь помочь своему организму, нужно знать время активности органов. Например, желудок активен с семи до девяти утра. Так что лечить желудок надо утром. А вот печень активна в ночное время – с часу до трех.

Время активности органов и системы играет большую роль, и если именно в это время человек начинает принимать натуральный, природный продукт, он дает положительный эффект. Если вернуться к морской капусте, то у нее 93% усвояемости, клеточное содержимое ламинарии и плазма абсолютно идентичны. Живое усваивается живым.

- Вы говорите о натуральных продуктах. А лекарства? Те, что мы принимаем обычно – таблетки и прочее…

- А вот с медикаментозными препаратами, которые назначаются врачами, абсолютно другая ситуация. На сегодня известно, что 70% лекарств – это фальсификация. И даже в тех оставшихся 25 процентах, содержится очень маленький процент натурального – того, что помогает живой клетке.

- А ваш глаз? Он стал видеть?

- Очки я сняла сразу после операции. Они мне были не нужны, я ничего не хотела – ни видеть, ни слышать, ни читать. У меня была депрессия. Сейчас у меня единица. Я давно выбросила все очки. Благодаря все той же ламинарии.

Мысль материальна

…Тот Новый год Любовь Иннокентьевна встретила дома. В ночь с 31 декабря на 1 января она отпросилась из диспансера и была с семьей, как и хотела.

Потом был институт онкологии Блохина в Москве, откуда она вернулась в марте. На своих ногах.

- Мне дали первую группу, но я упросила дать мне возможность закончить ремонт в больнице и отменить инвалидность на полгода. В общем, вторая группа у меня так и осталась.

Сейчас, с высоты того опыта я понимаю: все тогда было неправильно, и можно было обойтись без операции. Но тогда не было другого выхода, это был 2002 год... Сейчас все по-другому. И когда ко мне приходят больные, у которых нет изменения психики и метастазов, я говорю: давайте бороться, давайте искать пути решения проблемы.

- А почему вы сказали о психике? – удивляюсь я.

- Потому что если человек будет думать, что он больной – он и будет больным. А если он даже падать будет, но мысли его будут о том, что надо встать – он встанет. Я теперь это точно знаю.

Мысль – это действие, она материальна. Нужно научиться думать о хорошем. Как человек думает – так он и живет. Я научилась думать хорошо, с благодарностью. Научилась ценить то, что раньше не ценила. Я изменилась.

Резервы человеческого организма неисчерпаемы, и если человек не хочет умирать – ему все помогает. Человек сам может себя исправить.

Марина Сантаева

Посмотреть видеокурс Любови Федуловой можно здесь